Книга Голоса деймонов  - Филип Пулман

Для всех прихожан служба закончилась. Но для Пола она еще даже не начиналась, и он бы с удовольствием нажал на кнопку «Повтор», если бы таковая имелась в молитвеннике.

Он встал. Девочка уже шла к выходу… Сейчас она поравняется с ним… Вот бы сейчас пойти за ней, догнать на крыльце и вручить открытку! Девочка прошла мимо. Полу хотелось броситься за ней и завалить открытками с ног до головы.

Она его не заметила. Да и с чего бы ей обращать на него внимание? Она была с матерью. В коричневой юбке, в чулках (на лодыжке сверкала крохотная белая дырочка), в коричневых кожаных туфлях с бахромчатыми языками, в зеленом свитере и бронзового цвета плаще. Совершенно обычная девочка, но необъяснимо прекрасная: в целом свете не нашлось бы ни одной такой, как она, и Пол не сомневался, что мир был сотворен только для того, чтобы рано или поздно в нем появилось это неповторимое создание.

Нейлоновые чулки, о которых пишет Льюис, — это не настоящие чулки. Это, так сказать, платоновские чулки: их предназначение — чисто символическое. Они означают только то, что если уделять им слишком много внимания, то будешь изгнан из Царства Небесного. В Республике чулки работают по-другому. Во-первых, это настоящие чулки: иногда в них даже бывают дырочки. Эта крохотная белая дырочка на лодыжке — одна из тех деталей, которые делают Викторию «совершенно обычной» и в то же время «необъяснимо прекрасной». И, разумеется, Пол не может не рассматривать ее чулки, и туфельки, и плащ, и все остальное. Она настоящая, а он влюблен.

Кстати говоря, позицию Льюиса по этому вопросу никак нельзя назвать последовательной. «Хроники Нарнии» представляют полную противоположность Небесной республики, но в своей публицистике (как я уже отмечал в другом своем выступлении) Льюис нередко демонстрирует гораздо более разумный и великодушный подход. Например, рассуждая о той самой проблеме взросления в эссе «Три способа писать для детей», он заявляет: «Но ведь отстает в развитии не тот, кто отказывается терять старое, а тот, кто не может приобрести новое! В детстве вино вряд ли понравилось бы мне, сейчас я люблю его, но и лимонный сок по-прежнему кажется мне вкусным. Я называю это ростом или развитием, потому что я стал богаче: там, где раньше у меня была одна радость, теперь их — две»[98].

В этом рассуждении нет ничего, с чем не согласился бы каждый республиканец но в «Хрониках Нарнии» место разумного человека занимает параноидальный ханжа, для которого интерес к губной помаде и нейлоновым чулкам — не новые радости жизни, делающие ее богаче, а порочные увлечения, раз и навсегда закрывающие человеку дорогу к радостям небес.

Еще более отчетливо эта позиция выражена в финале «Последней битвы». «Учебный год окончен, каникулы начались», — говорит Аслан детям сразу же после того, как объясняет, что случилось на самом деле: «Это было настоящее крушение ‹…›. Ваши родители и вы — в том мире, Мире Теней, — мертвы».

Используя Нарнию как нравственный компас, мы можем сразу принять за аксиому, что в Небесной республике люди не воспринимают жизнь в этом мире как нечто бесполезное и презренное, как нечто такое, завершение чего приносит облегчение и радость. Крушение поезда для них — это не конец учебного года. Истинно республиканский ответ, как обычно, дает Джейн Эйр, когда набожный мистер Брокльхерст спрашивает, что, по ее мнению, следует делать, чтобы не попасть в ад. «Я должна быть очень здоровой и не умереть», — отвечает она.

По-настоящему важен именно этот мир. Если бы «Хроники Нарнии» были написаны на основе этого принципа, то дети, прошедшие через все свои приключения и, надо полагать, усвоившие какие-то великие истины, обрели бы свободу жить и расти в этом мире (пусть даже ценой увлечения чулками и губной помадой!), чтобы использовать то, чему они научились, на благо других людей. Если вы стали мудрее и сильнее в результате пережитого, то сделайте что-нибудь полезное с этой силой и мудростью! Сделайте мир хотя бы немного лучше! Вот это будет по-республикански. И именно поэтому Льюис не отпускает своих персонажей в мир, и именно поэтому книги о Нарнии — такое полезное руководство по вопросу о том, какие поступки на самом деле лживы, жестоки и эгоистичны.

Первое правило Небесной республики — в том, что она находится именно здесь, на Земле, в том физическом мире, который мы знаем, а не в каких-то в туманных воображаемых мирах. И это правило позволяет нам исключить из рассмотрения большую часть фэнтези в духе Толкина — «замкнутой фэнтези», как называет ее Джон Голдтуэйт в своем бесценном исследовании «Естественная история воображаемого» (OUP, 1996). Ни одна история, подразумевающая непреодолимую пропасть между нашим миром и миром, в котором происходят события этой истории, не может изображать Небесную республику, потому что Республика находится именно в нашем мире, а не где-то еще.

Народные сказки, напротив, устроены по-республикански: они до такой степени сосредоточены здесь, что даже персонажи их носят самые обычные имена, вроде Джека, и выполняют самые обычные, повседневные дела — например, работают на кухне или относят бабушке пирожки. Очень досадно, что со временем становится все труднее увидеть разницу между правдивым миром «Джека и бобового стебля» или жизнью крестьян из великолепного сборника итальянских сказок, составленного Итало Кальвино, с одной стороны, и совершенно искусственным миром толкиновских хоббитов — с другой. Последний — ничуть не более настоящий, чем конская сбруя и почтовые рожки в декоре какого-нибудь паба, маскирующегося под английскую старину, — заведения под каким-нибудь причудливым названием типа «Хоббит и бочонок». Все это было ненастоящим с самого начала — еще тогда, когда он это сочинял. А между тем для неопытного глаза реальность почти неотличима от подделки.